В предвечные дни, в бесконечные дни, В предвечные ночи, в бесконечные ночи, В предвечные годы, в бесконечные годы, В те времена былые, когда все насущное в сиянии выявилось, вот когда, В те времена былые, когда все насущное нежно вымолвилось, вот когда, Когда в домах Страны хлеб вкушать стали, вот когда, Когда в печках Страны плавильные тигли делать стали, вот когда Когда небеса от земли отделились, вот когда, Когда земля от небес отодвинулась, вот когда, Когда имя человеков установилось, вот когда, Когда Ан себе небо унес, вот когда, А Энлиль себе землю забрал, вот когда, Когда Эрешкигаль подарком брачным миру подземному подарили, вот когда, Когда в плаванье он отправился, когда в плаванье он отправился, вот когда, Когда Отец миром подземным поплыл, вот когда, Когда Энки миром подземным поплыл, вот когда, — К господину маленькие кидаются, К Энки огромные мчатся, Маленькие эти есть камни руки, Огромные — камни, что заставляют плясать тростники. Вокруг киля ладьи Энки Они рассыпаются, как черепахи, Перед носом ладьи господина Вода, словно волк, все пожирает, За кормою ладьи Энки Вода, словно лев, свирепствует, — Тогда, в те дни, одно древо, Единственное древо, хулуппу-древо, На берегу Евфрата чистого посажено, Воды Евфрата пьет оно, — Ветер южный с силою налетает, Корни его вырывает, ветви его ломает, Евфрат волною его сбивает. Жена, Ана словам покорная, идет, Энлиля словам покорная, идет, Древо рукою своею берет, в Урук приносит. В сад цветущий Инанны его вносит. Жена рук не покладает, древо опекает Жена глаз не спускает, рук не покладает, древо опекает. “Когда на престол великолепный — да воссяду?” — вопрошает. “Когда на ложе великолепное — да возлягу?” — вопрошает. Пять лет прошло, десять лет прошло. Древо взросло, кору его не расколоть. В корнях его змея, заклятий не ведающая, гнездо устроила. В ветвях его Анзуд-птица птенца вывела. В средине его Лилит-дева жилье себе соорудила. Дева белозубая, сердце беззаботное. Светлая Инанна, как горько она плачет! На рассвете, когда небосвод озарился, Когда на рассвете зашумели птицы, Уту из опочивальни вышел, Сестра его светлая Инанна, К Уту-герою она взывает: “Брат мой, в те предвечные дни, когда присуждали судьбы Когда изобилие излилось над Страною, Когда Ан небеса унес, вот когда, А Муллиль себе землю забрал, вот когда, Когда Гашангаль подарком брачным в Кур подземный подарили, вот когда, Когда в плаванье он отправился, вот когда, Когда Отец в Кур подземный поплыл, вот когда, Когда Аманки в Кур подземный поплыл, вот когда, — Ко владыке малые кидаются, К Аманки великие мчатся, Малые эти есть камни руки, Великие — камни, что заставляют плясать тростники. Вокруг киля ладьи Аманки Они рассыпаются, как черепахи, Пред носом ладьи владыки Вода, словно волк, все пожирает, За кормою ладьи Аманки Вода, словно лев, свирепствует, — Тогда, в те дни, одно деревце, единственное деревце, Хулуппу-деревце, На брегу Евфрата чистого посажено, Воды Евфрата пьет оно, — Ветер южный с силою налетает, корни его вырывает, Ветви его ломает, Евфрат волною его сбивает, Женушка, Ана словам покорная, идет, Муллиля словам покорная, идет. Деревце рукою своею взяла, в Урук принесла, В сад цветущий Гашанны его внесла. Я, женушка, рук не покладала, деревце опекала, Я, Гашанна, рук не покладала. глаз не спускала, деревце опекала. “Когда на престол великолепный — да воссяду?” — вопрошала. “Когда на ложе великолепное — да возлягу?” — вопрошала. Пять лет прошло, десять лет прошло. Деревце возросло, кору его не расколоть. В корнях его змея, заклятий не ведающая, гнездо устроила. В ветвях его Анзуд-птица птенца вывела, В средине его Лилит-дева жилье себе соорудила. Дева белозубая, сердце беззаботное”. Светлая Инанна, как горько она плачет! Брат ее, герой Уту, на эти слова ее не отозвался. На рассвете, когда небосвод озарился, Когда на рассвете зашумели птицы, Уту из опочивальни вышел, Сестра его светлая Инанна, К Гильгамешу могучему она взывает: “Брат мой, в те предвечные дни, когда присуждали судьбы, Когда изобилие излилось над Страною, Когда Ан небеса унес, вот когда, А Муллиль себе землю унес, вот когда, Когда Гашангаль подарком брачным в Кур подземный подарили, вот когда, Когда в плаванье он отправился, когда в плаванье он отправился, вот когда, Когда Отец в Кур подземный поплыл, вот когда, Когда Аманки в Кур подземный поплыл, вот когда, — Ко владыке малые кидаются, К Аманки великие мчатся, Малые эти есть камни руки, Великие — камни, что заставляют плясать тростники, Вокруг киля ладьи Аманки Они рассыпаются, как черепахи, Перед носом ладьи владыки Вода, словно волк, все пожирает, За кормою ладьи Аманки Вода, словно лев, свирепствует, — Тогда, в те дни, одно деревце, единственное деревце, Хулуппу-деревце, На брегу Евфрата чистого посажено, Воду Евфрата пьет оно, Ветер южный с силою налетает, корни его вырывает, Ветви его ломает, Евфрат волною его сбивает. Женушка, Ана словам покорная, идет, Муллиля словам покорная, идет, Деревце рукою своею берет, в Урук приносит, В сад цветущий Гашапанны его приносит, Женушка рук не покладает, деревце опекает, Гашанна рук не покладает, таз не спускает, деревце опекает. “Когда на престол великолепный — да воссяду?” — вопрошает. “Когда на ложе великолепное — да возлягу?” — вопрошает. Пять лет прошло, десять лет прошло. Деревце выросло, кору его не расколоть. В корнях его змея, заклятий не ведающая, гнездо устроила В ветвях его Анзуд-птица птенца вывела. В средине его Лилит-дева жилье себе соорудила. Дева белозубая, сердце беззаботное. Я, Гашанна светлая, как горько я плачу!” На слова, что сестра его промолвила, Брат ее, Гильгамеш могучий, на слова ее отозвался. Пудовым поясом стан опоясал, Что пуд ему, что пушиночка. Бронзовый топор, твой топор дорожный, Что в двадцать пудов, да и с четвертью, в руку взял. В корнях змею, что заклятий не ведает, он убил. В ветвях Анзуд-птица птенца своего схватила, в горы полетела. В средине Лилит-дева дом свой разрушила, В разорении бегством спасается. А древо — корни его он разрубил, ветви его он расщепил. Сограждане его, что с ним вместе были, Ветви его отрезали, повязали, И сестре своей, чистой Инанне, для престола ее он дал, Для ложа ее он дал. Он же из корней барабан себе сделал волшебный, Пукку. Из ветвей барабанные палочки сделал волшебные, Микку. Барабан громкоговорливый, он барабан На просторные улицы выносит, Громкоговорливый, громкоговорливый, На широкую улицу его он выносит. Юноши его града заиграли на барабане. Они, отряд из детей вдовьих, что без устали скачут. “О, горло мое, о, бедра мои!” — так они громко плачут. Тот, кто мать имеет, — она сыну еду приносит, Кто сестру имеет — она воду изливает брату. Когда же наступил вечер, Там, где стоял барабан, он место то пометил. Он барабан пред собою возвел, он в дом его внес. Когда же наступило утро, там, где место его он пометил, Там, где они плясали, От проклятий, от вдовьих, От воплей маленьких девочек “О, Уту!” — Барабан вместе с палочками барабанными К жилью подземного мира упали. Он пытался, он не достал их. Он руку тянул, он не достал их. Он ногу тянул, он не достал их. Там, пред вратами входными Ганзира, пред вратами Подземного мира они лежат Гильгамеш роняет слезы, позеленел от горя. “О, мой барабан, о, мои палочки! Барабан, его роскошью я не насытился, Его полнозвучием я не натешился! Когда б барабан мой в доме плотника еще был! Плотника жену, словно мать родную бы возлюбил! Дочку плотничью, что сестру меньшую бы возлюбил! Барабан мой в подземный мир провалился, Кто мне его достанет? Мои палочки в подземный мир провалились, кто мне их достанет?” Слуга его Энкиду ему отвечает:
_________________ =+=
|