Невольно напрашивается мысль, что предсказанное рассеяние евреев в послебиблейский период было повторением эпизода добиблейской истории арменоидной ветви, давшей начало древнему Израилю. Другая постоянная тема Библии — страх перед физическим искоренением, тема постоянной угрозы самому существованию или продолжению рода библейских героев. Самый первый пример несчастного изгнанника, живущего в страхе перед угрозой уничтожения, — Каин, который говорит о себе: «Я буду изгнанником и скитальцем на всей земле, и всякий встречный убьет меня» (Бытие, 4:14). Фактически тема грозящего уничтожения является оборотной стороной убеждённости в необычайной судьбе и необычайном величии. Уже Аврааму предсказано, что от него произойдёт великий народ (Бытие, 12:2,3). Поскольку эти предсказания в значительной мере сбылись, то логично предположить, что в их основе лежал определённый опыт прошлого, что великий народ уже существовал прежде, древний Израиль был с ним генетически связан, но, согласно эпической традиции, народ как бы родился заново вместе с Авраамом, заключившим завет с Богом. Таким образом, анализ библейского текста показывает, что ветвь арменоидов, от которой произошли евреи, состояла из людей, испытавших горечь изгнания и страх геноцида и вместе с тем сохранявших в себе ощущение величия и своей особой связи с Богом. Есть ещё одна религиозно-этническая группа с преобладающим арменоидным типом, сохранившая древний эпос. Это парсы Индии. Парсов около ста тысяч. (По последним данным их около 250 тысяч. — Ред.). Живут они главным образом в Бомбее. Религия парсов зороастризм, т. е. религия древнего Ирана, связываемая с ирано-арийским этносом. Считается, что парсы — потомки зороастрийской аристократии, бежавшей из Ирана в Индию в VII—VIII вв. н.э. Они выделяются своими способностями, успешны в бизнесе и науках, не смешиваются с иноверцами и хранят верность своей древней религии, пронеся её через тысячелетнее изгнание. Одно из главных положений их религии — вера в приход спасителя и конечное торжество добра. Антропологически парсы относятся к арменоидному типу и довольно резко отличаются от окружающего населения. Арменоидность парсов согласуется с данными антропологии захоронений первой половины I тыс. до н.э. в Иране, обнаруживающими корреляцию между появлением арменоидов на Иранском плато (Сиалк VI) и в ряде других мест и экспансией носителей ирано-арийских языков в этих же районах. К первой половине I тыс. до н.э. археологи относят и продвижение скифов в степи Евразии (от Дуная до Монголии). Скифов тоже считают ирано-арийцами по языку. Экспансия скифов коррелирует с резким увеличением брахицефалии и арменоидности в степных захоронениях соответствующей эпохи, особенно к северу от Кавказа. Предыдущий брахицефально-арменоидный период в этих местах связан с Катакомбной культурой и отдален от времени скифских могил почти двумя тысячелетиями. Арменоидность последних зороастрийцев-парсов и данные по антропологии скифов и иранских завоевателей I тыс. до н.э. заставляют думать, что в ирано-арийском этносе было активное арменоидное ядро, тесно связанное с зороастрийской религией. Зороастрийский эпос запечатлен в их главной священной книге «Авеста», а также в знаменитой поэме Фирдоуси «Шахнаме». Мнения о характере зороастрийской религии расходятся. Заметим, что наличие злых и добрых духов в зороастризме, особенно Ангрью-Маньо («Ахриман»), противостоящего верховному богу Ахура-Мазда, имеет параллели в Библии, где упоминаются ангелы и даже сатана (см., например, книгу Иова). Существует структурное сходство между зороастрийским и библейским эпосами. В отличие от многих других эпических традиций, зороастрийская и библейская традиции представляют древнейшую историю не как фантастическое переплетение судеб богов и людей, не как нагромождение чудес, а как короткую цепь жизнеописаний героев или царей с очень длинными сроками жизни или правления. У зороастрийцев в «предыстории» есть стихийное бедствие — аналогичное всемирному потопу, когда древний царь Йима (Йима-Кшаэта, Джемшид у Фирдоуси) построил убежище, похожее на Ноев ковчег, укрыл там от гибели людей из разных животных. Рассказ Авесты «Ковчег ЙИмы» так похож на библейское сказание о Ное, причём похож вплоть до ряда второстепенных деталей, что наличие общей традиции здесь представляется несомненным (ср. (25], Vendidac Fargard II, II с гл. 6, 7, 8 книги Бытия) После Йимы владыкой мира становится Аж-Даххака (Царь-змей), символизирующий победу сил зла. Царь Аж-Даххака имеет ряд общих черт с библейским царем Нимродом. По Библии Нимрод — сын Куша, с которым ассоциируются племена Южной Аравии (см. Бытие, 10:7,8). Царь Аж-Даххака тоже происходит из Аравии). Центр царства Нимрода находится в Южной Месопотамии, центр царства Аж-Даххака — там же. Хотя в Библии Нимрод упомянут до рассказа о Вавилонской башне, но из общего контекста видно что в более подробном эпическом цикле «эпоха Нимрода» скорее всего следовала за «эпохой строительства башни», т. е. за эпохой разделения. В иранском эпосе Аж-Даххака сменяет Йиму в то время, когда тот построил престол «до самого неба». Наконец, кажется, что смысл имени «Нимрод» легче всего объяснить его происхождением из иранских языков. «Нимруз» по-персидски значит «полдень» («ним» + «руз» = «половина» + «день», но также и «юг» и «южные страны». «Царь Нимрод» — «царь «Нимруа», т. е. «царь юга», что соотносится с «сын Куша» и указывает на связь Нимрода как и Аж-Даххака, с Аравией. В иранском эпосе царь Аж-Даххака поедает детей. Так символически закреплена за ним беспредельность злодейства. Согласно иранской эпической традиции, части детей удалось спастись и от них произошли курды, или, попросту говоря, кочевники. Чуть ли не главный пафос иранского эпоса состоит в борьбе истинных царей с узурпаторами вроде Аж-Даххака. Законным царским родам нередко приходится укрываться в дальних горах, где вырос, в частности, победитель Аж-Даххака Траэтаона (Феридун). Интересно, что древнейшие истинные цари являются, согласно иранскому эпосу, царями всего мира. Легенды о них, изгоняемых и преследуемых, напоминают библейские рассказы о древних Героях, где темы изгнания и страха переплетаются с идеей избранничества. Тема изгнания, угрозы народоистребления, особой связи с добрым началом в мире оказывается наиболее важной для самой древней части иранского эпоса. Аналогии с Библией заставляют думать об общем источнике обеих эпических традиций — источнике, который, как можно предположить, должен быть связан с некоей праисторической группой, прошедшей через одну или несколько катастроф. В дальнейшем мы сделаем попытку конкретизировать эту мысль.
|