А вот зачем русской монархии это было нужно? Зачем в поздней империи систематически придавливали армян (и евреев), зачем резали кур, несущих золотые яйца?
Азербайджанский поэт Мирза Алекпер Сабир в 1905 году сказал: «Мусульмане, не нарушайте мира с соседями (то есть, с армянами), как бы вас к тому ни склоняли османы и русские!».
Тут интересно: 1) Сабир не назвал османов мусульманами; 2) русские упомянуты через союз с османами.
Сабир ничего не выдумал, всё так и было. Монархическая русская пресса несколько лет кряду обвиняла армян во всех грехах, и эту практику вполне можно было счесть подстрекательством. Казалось бы, верное безумие - устраивать беспорядки в собственном отечестве, в своем государстве. Увы, это была порочная практика. В Западном крае погромы евреев шли с 1881 года, и государство к ним привыкло, как туберкулезник к кашлю. В разгар столкновений, которые охватили 4 губернии - Бакинскую, Елизаветпольскую, Тифлисскую и Эриваньскую - Сабир в сопровождении муллы и священника объезжал деревни в Карабахе, призывая прекратить вражду. В 1911 году он умер: поэт был беден и, помимо писания сатир и корреспонденций, он варил сапын - мыло для мусульманских бань и, будучи туберкулезным больным, окончательно подорвал здоровье.
Но вернемся к армянам.
Император Николай Павлович армянам благоволил, как и его отец и бабка. Собственно, армянские церкви на Невском проспекте и в Армянском переулке Москвы, Айвазовский и Лорис-Меликов, многочисленные генералы и адмиралы - свидетельство такого отношения руководства империи. Выдающиеся люди России – граф Суворов (которого армяне даже объявили армянином, хоть он им и не был, имея из неславянских лишь отдаленные скандинавские корни), Грибоедов, Зубов – выказывали армянам симпатии и оказывали помощь. Но всё изменилось при последнем императоре. Почему это произошло?
Опорой русских на Кавказе с момента покорения области выступала грузинская знать. Поспешная отмена крепостного права вызвала тут тяжелые последствия. На Северном Кавказе началось махаджирство: горские князья вместе с крепостными просили у султана разрешения выселиться в Османскую империю. Уезжать стали даже осетины, некоторые мусульманами не были, но приняли ислам, лишь бы выехать и сохранить свой статус помещика. Собственно, не факт, что это всем удалось, но это тема отдельного разговора. В Закавказье же были необратимо подорваны позиции аристократии. Упадок князей сопровождался подъемом армянства как более буржуазной группы. За десятилетие армяне освоили массу новых поприщ: они стали проникать в адвокатуру, в медицину, в науку, в бизнес и полиграфию. Пользуясь новыми условиями, армяне выбирались в головы крупных городов – Тифлиса, Александрополя и т.д. Успех армян имел те же причины, что и успех евреев Западного края – повальная грамотность на родном языке, подпитанная действовавшей со Средневековья системой церковных и монастырских школ. Грузинские крепостные были неграмотны. Мусульмане, кроме мулл, знавших персидское письмо, и узкой прослойки знати – тоже.
Армянское процветание вызвало в правящей верхушке царской России почти исключительно зависть и ненависть: наподобие того, как те же чувства хронически вызывало процветание еврейское. Было дано разрешение на травлю армян в прессе и, зная устройство СМИ в те годы, можно не сомневаться – отмашка была дана на самом верху. Получили этот заказ монархические и черносотенные круги. В 1897 году Главноначальствующим Кавказской администрации, то бишь, верховным управляющим по гражданским делам Кавказа, был назначен Григорий Голицын. Это была классическая креатура эпохи святого царя – олигофрен, картинно разбивавший лоб на иконы и государевы портреты, солдафон, любивший выпить, и, само собой, крайний шовинист. Он ненавидел армян настолько пламенно, что категорически не принимал ни по какому поводу: «Я сделаю так, что единственным армянином в Тифлисе будет чучело в музее».
Голицына раздражали армянские успехи. Новое, буржуазное время выдвинуло вперед армян, по большей части горожан, за которыми была разветвленная система церковных и монастырских школ, разбросанная в четырех империях. Русские же крестьяне, получившие вольную, оставались по большей части неграмотными - само же царское правительство традиционно не придавало значения всеобщему начальному образованию – и оттого пополняли собой пролетариат. Образ малограмотного русского (или грузина), который трудится на армянском заводе в качестве чернорабочего, кочевал из статьи в статью. Собственно, вместо того, чтобы подтягивать своих, решено было «опустить» чужих (и это притом, что в империи все были формально равны). Голицын подает в министерство внутренних дел свой проект под названием «Положение о секуляризации армянского церковного имущества».
Это был классический план ограбления. Согласно ему, в России все армянские школы подлежали закрытию, и всё церковное имущество отнималось в казну. Все привилегии, выданные со времен Ивана Васильевича, петровские, екатерининские и т.д., отменялись. Проект лег на стол министру Ивану Горемыкину. Отличавшийся гадючьей осторожностью Горемыкин не стал его подписывать «без согласования» других министров. И несколько умных людей уговорили проект отклонить, в частности, Муравьев. Но вскоре Голицын нашел себе союзничка – такого же идиота и шовиниста Дмитрия Сипягина. В марте 1900 года последний составил пухлый проект «Об изъятии управления имуществами армяно-григорианской церкви в России из ведения духовных установлений». Проект, тем не менее, тормозился всеми силами теми людьми, кто понимал его пагубность, вплоть до прихода Плеве. Любимец святого царя, исключительный антисемит Плеве оказался и ненавистником армянского племени. Плеве и Голицын внесли проект ограбления армян на Совет Министров – и оказались в меньшинстве. Слово было за Николаем, и святой царь проект поддержал. Он звучал так: «Высочайше утвержденное положение Комитета министров «О сосредоточении управления имуществами армяно-григорианской церкви в России в ведении правительственных учреждений и о подлежащих передаче в ведение министерства народного просвещения средствах и имуществах означенной церкви, коими обеспечивалось существование армяно-григорианских церковных училищ».
Через несколько недель в Эчмиадзин пришла депутация – русские приставы, чиновники и несколько армянских старост. Старосты были бледны, как мел, и встали в покоях на колени: и не идти они не могли, и идти не хотели, но выбора у них не было. Целью визита было изъятие сундука. Древний сундук, обитый железным листом и запиравшийся на три замка одновременно (ключи были у католикоса, Араратского епископа и соборного диакона) был набит бумагами: там лежали дарственные на землю, пожалованные различными грузинскими и русскими царями, шахами и султанами, подарки от набожных купцов, от князей, от вдов и девиц, облигации и ценные бумаги. На эти деньги и отчисления содержались армянские школы от Львова до Калькутты.
Католикос отдал ключи. Пока воры рылись в чужом добре, католикос сел на ковер, закрыл лицо руками и начал плакать, раскачиваясь.
- Дети мои, дети, что я вам подарю на праздник?
- Что он говорит? – спросил русский пристав.
- Говорит, что теперь он ничего не сможет подарить детям.
- Откуда у него дети, если он монах?
- У него 300 тысяч детей, – сухо ответил староста.
_________________ Приходите в мой дом...
|