В политическом отношении успех Ататюрка предлагал модель того, как преодолеть унижение и упадок, на которые Версаль обрекал неудачников в Первой мировой войне. Ататюрк не только захватил власть благодаря своим решительным действиям во имя турецкой нации, он также вынудил европейские державы пересмотреть введенные ими условия договора. Этот пример, по крайней мере, в такой же степени, как марш на Рим Бенито Муссолини в конце 1922 года, вдохновил Гитлера на неудавшийся мюнхенский путч в 1923 году. Позднее в своих судебных показаниях Гитлер говорил о том, что очищающий национализм Ататюрка праведным образом привел турецкого лидера к власти: «Спасение могло прийти не из гнилого центра, не из Константинополя, - говорил Гитлер. - Город был, как и в нашем случае, заражен демократами-пацифистами, многоязычной толпой, которая больше была не в состоянии сделать то, что необходимо. Спасение могло прийти только из сел».
Книга Ириха проиллюстрирована яркими политическими карикатурами, найденными автором в нацистских и других веймарских газетах. Эти изображения подтверждают главный посыл Ириха, а именно, то, что не может быть никаких сомнений в значимости влияния Ататюрка на нацистские круги. Они также напоминают нам - что архивные тексты в одиночку не могли бы сделать - о том, насколько мрачным и угрожающим стало немецкое политическое воображение после Версаля. Ататюрк умер в 1938 году, но восхищение им Гитлером сохранялось до последних дней фюрера; он особенно дорожил бюстом Ататюрка работы нацистского скульптора Йозефа Торака (Josef Thorak).
Исследование Ириха подтверждает вывод Моутедела о том, что союзы нацистов с исламом следует понимать, прежде всего, как инструментальные, а не идеологические. Ататюрк был ярым секуляристом. В нацистских письменных документах, где его превозносили за освобождение от османской слабости, исламская вера описывалась как «великая обуза, мешающая прогрессу». Эта линия пропаганды, между тем, соперничала с другой, гласившей, что мусульмане - естественные союзники нацистской Германии в борьбе против евреев, Великобритании и Советского Союза. Как считает Моутедел, это противоречие объясняется двумя факторами. Во-первых, Гитлеру было свойственно в высшей степени спутанное мышление. Во-вторых, использование Германией ислама в период нацизма обусловлено не столько стратегическими разработками Гитлера, сколько унаследованным со времен германской империи обычаем направлять вооруженных джихадистов против собственных европейских врагов.
В начале Первой мировой войны немецкая разведка занималась поиском наилучших способов поднять исламские мятежи против Великобритании - от Индии до Египта. По настоянию Германии османский султан Мехмед V в Константинополе выпустил фетвы, призывавшие всех мусульман мира восстать против держав Антанты. Султан заверил, что те, кто погибнут от британских винтовок, будут признаны славными мучениками. В Берлине разведывательное управление по Востоку стремилось разжечь джихад на как можно больших территориях, принадлежавших вражеским империям.
Макс фон Оппенгейм (Max von Oppenheim), глава управления, изложил детали кампании в 136-страничном документе, озаглавленном «Меморандум о революционизации исламских территорий наших врагов». Моутедел пишет, что круг его сотрудников включал «огромное» число «университетских экспертов, дипломатов, военных и мусульман». Как сообщается в одном из отчетов французской армии во время войны, организованные ими подстрекательства «принесли массу хлопот», и все же, заключает Моутедел, все усилия немцев основывались на «неверном представлении». Предполагалось, что для пан-исламского восстания существовала благодатная почва, тогда как таковой на самом деле не было, к тому же немцам в процессе манипуляций не удалось замаскировать свои истинные намерения. «Мусульманский мир был слишком неоднороден», чтобы разом откликнуться на единую концепцию восстания, и в любом случае «было слишком очевидно, что центральные державы использовали мусульман для достижения своих стратегических целей, а не по религиозным мотивам».
Ничто из этого не помешало фон Оппенгейму и другим сотрудникам министерства иностранных дел, курировавшим кампанию, по-прежнему выступать за ее возрождение, между тем Гитлер развязал еще одну большую войну. В Гитлере и Гиммлере защитники этих идей нашли заинтересованных слушателей. Сведений о размышлениях Гитлера об исламе, почерпнутых из частных бесед, очень немного, в основном их источником являются послевоенные воспоминания бывших близких приятелей и коллег. Но, похоже, что он действительно был очарован мусульманской верой и историей. Известно, что Гитлер описывал ислам как более жесткую по сравнению с христианством систему верований и потому лучше всего подходящую для Германии, которую он намеревался построить.
По словам Альберта Шпеера (Albert Speer), однажды Гитлер изложил замечательную гипотетическую историю Европы. Он размышлял о том, что бы случилось, если бы мусульманские силы, вторгшиеся во Францию в восьмом веке, одержали победу над своими врагами франками в битве при Туре. «Гитлер заявил, что победившие арабы из-за своей расовой неполноценности в дальнейшем не смогли бы выжить в условиях более жесткого климата» Северной Европы. Поэтому «в конечном итоге не арабы, но исламизированные немцы могли бы оказаться во главе этой мусульманской империи».
Шпеер цитирует Гитлера, с энтузиазмом высказывавшегося по поводу такого возможного наследования: «Вы видите, наше несчастье заключается в том, что мы выбрали неправильную религию... Мусульманская религия... подошла бы нам гораздо лучше, чем христианство. Почему это должно было быть христианство с его покорностью и вялостью?»
Есть и другие свидетельства подобных взглядов Гитлера. Сестра Евы Браун, Ильзе, вспоминала, что во время застольных бесед Гитлер часто обсуждал ислам и «неоднократно сравнивал ислам с христианством не в пользу последнего, особенно католицизма, - сообщает Мотадел. - В отличие от ислама, который он описывал как сильное и практическое верование, христианство вырисовывалось у него как мягкая, искусственная, слабая религия страдания».
Увлечение Гиммлера исламом документировано более полно. Его взгляды были схожи с воззрениями фюрера. Феликс Керстен (Felix Kersten), доктор Гиммлера, посвятил целую главу воспоминаний одержимости своего пациента исламом и пророком Мухаммедом. По словам Керстена, Рудольф Гесс (Rudolf Hess) познакомил Гиммлера с Кораном, который тот иногда держал на прикроватной тумбочке. Гиммлер, как неоднократно отмечается, называл Пророка одним из величайших людей в истории.
Гиммлер покинул католическую церковь в 1936 году, и, когда позднее разразилась война, он часто размышлял о предполагаемых преимуществах ислама в мотивации солдат. «Мохаммед знал, что большинство людей ужасно трусливы и глупы, - сказал он Керстену в 1942. - Вот почему он обещал каждому воину, который будет мужественно сражаться и падет в бою, двух [sic] красивых женщин... Вы можете посчитать это примитивным и рассмеяться... но основано это на глубокой мудрости. Религия должна говорить на человеческом языке».
Эти идеи могут показаться бредовыми, как и большая часть размышлений Гиммлера о духовном мире, включающих мистицизм и оккультизм. Разумеется, в том, что Гиммлер так поверхностно читал священный текст ислама, или в том, что он придерживался избитого клише о предполагаемом военном характере ислама, не содержится упрека самой вере.
В последние годы такие писатели, как поздний Кристофер Хитченс (Christopher Hitchens), убежденный атеист, ввели в оборот неологизм «исламофашизм», утверждая, что между отдельными радикальными мусульманскими воззрениями на политическую экономию и идеями фашизма существуют параллели. За исключением нескольких демагогов из Fox News, эта идея не прижилась даже у правых, поскольку была очевидным образом упрощена и анти-исторична. Правда, что Гиммлер распространял аргументы СС в пользу того, что «у ислама и национал-социализма есть общие враги, а также много пересечений в вере». Тем не менее, этот вид пропаганды возник в основном из цинизма.
Публичные замечания Гиммлера об исламе ясно давали понять, что его цель была манипулятивной, представляя собой отчаянную попытку, особенно ближе к концу войны, заручиться поддержкой у мусульманских войск, чтобы дать отпор контрнаступлению Красной Армии. Гиммлер набрал, подготовил и произвел развертывание подразделений СС, состоявших исключительно из мусульман, чтобы укрепить нацистскую оккупацию Балкан и Кавказа, а затем, после 1944 года, попытаться переломить неудачный для немцев ход войны. Он как-то заметил: «Я должен сказать, что ничего против ислама не имею, потому как он воспитывает мужчин... для меня и обещает им рай, если они сражались и были убиты в бою. Практичная и весьма привлекательная для солдат религия!»
|