Шолохов не любил разговоров о литературе...
Да, это многие отмечали. Как только кто-то пытался
с ним о литературе говорить, Шолохов замолкал.
Пушкин, Толстой о литературе охотно рассуждали,
потому что ею занимались, а Шолохов ничего
сказать не мог, потому что он просто ничего не
знал. Однажды его спросили: «Вот у вас в романе
появляется черное солнце, откуда такой образ?»
Напомню, что этот образ имеет свои корни в
русской литературе: впервые он появился в очерке
у Максимилиана Волошина в 1904 году, затем
черное солнце встречается у других авторов и
доходит до Мандельштама.
А Шолохов, прежде чем ответить, смотрит вдаль: «Я
вот сейчас вспомнил, где это. Это гибель Аксиньи. Я
помню, когда я это писал, у меня прямо в глазах
потемнело». Ну что же они пристали к нему с
такими вопросами, ну откуда ему знать, как попало
в роман это солнце? Это же для него была мука-
мученическая всю жизнь держать ответ за другого:
«Вот у вас образ Лагутина, откуда вы его взяли, я
вот нашел в архивах, что был такой». Шолохов
замолкает. После паузы: «В то время масса была
документов, откуда я его взял, я уже и не помню».
Причем забывчивость его начала поражать уже в
1930 году. Он уже тогда не помнил, что и о ком
написал в романе.
Такое было возможно только в атмосфере террора,
когда швабру можно было объявить великим
писателем и все будут молчать. Я разговаривал с
людьми, которые были знакомы с Шолоховым,
виделись с ним, слушали, как и что он говорит.
Они все утверждают, что, по их ощущениям, этот
человек ничего написать не мог.
Вы считаете, что он вообще ничего не писал?
Я нашел один текст, который он написал, это очерк
«Тракторист Грачев», опубликованный один раз в
Вёшенской газете «Большевистский Дон» и не
переиздававшийся ни в одном собрании
сочинений. Написано чудовищно, просто анекдот.
После прочтения любому ясно, что автор двух слов
связать не может. Но даже этот очерк был
перепиской очерка по правобережью Дона, который
за полгода до этого вышел в «Правде» под его
фамилией. Он вообще был не способен к
писательству.
Но он собирал материал для романа,
утверждал, что беседовал с многими
очевидцами, например с прототипом главного
героя «Тихого Дона» Харлампием Ермаковым.
Насчет прототипа сейчас уже известно, что
служилая биография Ермакова мало совпадает с
биографией Григория Мелехова: ну был четырежды
кавалером Георгиевского креста, так много таких
было, например Буденный.
И таких людей, с кем бы беседовал Шолохов, тоже
нет. Сохранилось всего одно его письмо Ермакову:
«Я хочу узнать у вас подробности относительно
восстания Верхне-Донского. Когда будет удобно вас
посетить?» Письмо такое, что скорее напоминает
приглашение на допрос.
Любопытно, что отдельные события восстания,
которые описываются в «Доне» подлинным
автором, были известны и Ермакову. А откуда
автор мог о них знать? Ведь даже в ростовских и
новочеркасских газетах того времени о том, что
происходит на Верхнем Дону, не сообщается
практически ничего. Выходит, автор «Тихого Дона»
знал Харлампия Ермакова, а Ермаков знал автора
романа. Так как это знание было никому не нужно,
в июне Ермакова расстреливают, а в июле Шолохов
приезжает в Москву с рукописью романа. Вот так
он с Ермаковым «побеседовал».
Вы утверждаете, что «Донские рассказы» — это
кусочки из «Тихого Дона», а «Поднятая целина»?
Когда писалась «Поднятая целина», то, что было
романом «Тихий Дон», уже было растащено по
рассказам и вошло в роман. Четвертая часть
«Тихого Дона» — это уже фальшак, то есть попытка
пересказать. Ее писали самые разные люди,
например Вениамин Каверин. Его я вот почему
подозреваю: в 1935 году он написал «Исполнение
желаний», это вызвало бешеную критику. В 1937-м
он начал публиковать «Два капитана»,
одновременно с 7-й частью «Тихого Дона». И там, и
там есть одинаковые сцены смерти матери.
Поставьте их рядом и сравните. Слишком похоже.
«Поднятая целина» — тоже коллективное
творчество, много людей приложило к ней руку,
например Борис Пильняк. В этом романе есть очень
интересный библейский пласт: создается новая
земля и т.д. Его, я полагаю, писал Марк Эгарт,
который как раз тогда вернулся из Палестины,
начитавшись сионистской литературы. А третий
незаконченный роман «Они сражались за
Родину» — это вообще чудовищная лажа. Однако
батальные сцены написаны Платоновым, без них
нечего было бы экранизировать. Правда, яркий
узнаваемый стиль Платонова сильнейшим образом
отредактирован.
Вот пример из романа Шолохова: «выполз из
разбитого снарядом окопа капитан Сумсков…
Опираясь на левую руку, капитан полз вниз с
высоты, следом за своими бойцами; правая рука
его, оторванная осколками у самого предплечья,
тяжело и страшно волочилась за ним,
поддерживаемая мокрым от крови лоскутом
гимнастерки; иногда капитан ложился на левое
плечо, а потом опять полз. Ни кровинки не было в
его известково-белом лице, но он все же двигался
вперед и, запрокидывая голову, кричал ребячески
тонким, срывающимся голоском: Орелики! Родные
мои, вперед!.. Дайте им жизни!»
А вот фрагмент из рассказа Платонова
«Одухотворенные люди», написанного до романа:
«…комиссар увидел свою левую руку, отсеченную
осколком мины почти по плечо. Эта свободная рука
лежала теперь отдельно возле его тела. Из
предплечья шла темная кровь, сочась сквозь
обрывок рукава кителя. Из среза отсеченной руки
тоже еще шла кровь помаленьку. Надо было
спешить, потому что жизни осталось немного.
Комиссар Поликарпов взял свою левую руку за
кисть и встал на ноги, в гул и свист огня. Он поднял
над головой, как знамя, свою отбитую руку,
сочащуюся последней кровью жизни, и воскликнул
в яростном порыве своего сердца, погибающего за
родивший его народ: Вперед! За Родину, за вас!»
Вы считаете писателя Шолохова проектом
спецслужб? Неужели возможно было так все
продумать?
Когда начинался проект «писатель Шолохов», никто
не думал, что это будет долгоиграющее дело. Тогда
это была сиюминутная акция, с одной стороны, для
казаков, с другой — нужно было показать
эмиграции, что существует настоящая русская
советская литература: «им нужен наш красный Лев
Толстой».
Если посмотреть историю ГПУ (а сейчас
опубликованы многие документы), то мы увидим,
что для этой организации 1923-24 годы были очень
интересные. Страной тогда фактически никто не
руководил, Ленин в отключке, экономика
разваливается, партийная верхушка занята грызней
за звание наследника Ленина. Есть только одна
организация, которая держит все — ГПУ. При этом
Дзержинский, глава ГПУ, в это время берет
руководство еще и над ВСНХ: все экономические
должности в стране отходят чекистам. Они
единственные контролируют все процессы в стране,
и им есть что терять. Также им приходится решать
и культурные задачи.
https://m.lenta.ru/articles/2015/07/12/sholohov/