Выражение «Агнец Божий», без сомнения, связано с преданиями, имеющими, вероятно, отношение к тому, что сегодня называется тотемизмом. Яркий свет на это проливает история Зевса-Аммона у Геродота (Зевс, закалывающий овна, чтобы предстать перед тем, кто умоляет его дать узреть себя покрытым его шкурой), созвучная словам апостола Иоанна: «Агнец, закланный от создания мира». Первое жертвоприношение, которое было угодно Богу,—жертвоприношение Авеля, упоминаемого в литургическом каноне как образ Христа, было жертвоприношением животного. То же и во втором случае — с Ноем, который окончательно спас человечество от гнева Господа и привел к союзу Бога с людьми. Таковы же следствия Страстей Христовых. Между ними глубоко таинственная связь. В давние времена, должно быть, считали, что в животных, убиваемых для еды, реально присутствует Бог; что Бог сходит на них, чтобы отдаться людям в пище. Такая мысль превращала животную пищу в причастие, в противном же случае это было бы преступлением, по крайней мере с точки зрения более или менее картезианской философии9. Возможно в Фивах, в Египте, Бог действительно присутствовал в ритуально приносимом в жертву овне, как сегодня—в освященной облатке. Стоит упомянуть о том, что в момент, когда Христос был распят, солнце стояло в созвездии Овна. Платон в «Тимее» описывает астрологическое строение Вселенной как своего рода распятие Мировой Души, где точка пересечения — это точка равноденствия, то есть созвездие Овна. Многие тексты («Эпиномий», «Тимей», «Пир», а также тексты Филолая, Прокла) указывают, что геометрическое построение средней пропорциональной между неким числом и единицей, основа греческой геометрии, было символом божественного посредничества между Богом и человеком. А многие слова Христа, донесенные Евангелиями (особенно апостолом Иоанном), повторяемые с необычайной настойчивостью, которая может быть вызвана только каким-то определенным замыслом, имеют ярко выраженную алгебраическую форму средней пропорциональной. Пример: «как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас»10 и т.д. Та же связь соединяет Отца с Христом, Христа с учениками. Христос — средняя пропорциональная между Богом и святыми. На это указывает и само слово «посредничество». Из этого я делаю вывод, что как Христос узнал Себя в Мессии из псалмов, в страждущем праведнике Исайи, в медном змии из Книги Бытия, так он узнал Себя и в средней пропорциональной из греческой геометрии, которая с тех пор становится самым ярким пророчеством. Энний в пифагорейском сочинении говорит: «Луну называют Прозерпиной... потому что она обращена то влево, то вправо, подобно змее». Все боги-посредники, отождествимые со Словом Божиим, — боги лунные, с рогами, лирой или луком, которые напоминают полумесяц (Осирис, Артемида, Аполлон, Гермес, Дионис, Загрей, Амур...). Исключение составляет Прометей, но у Эсхила ему соответствует Ио, обреченная на бесконечные скитания, как он — на распятие, и она с рогами. (Заметьте, что перед тем, как быть распятым, Христос был скитальцем; жалким скитальцем Платон представляет и Амура.) Если Солнце — образ Отца, то Луна, совершенное отражение солнечного великолепия, но отражение, которое можно созерцать и которое претерпевает уменьшение и исчезновение, — это образ Сына. Тогда свет есть образ Духа. Троицу Гераклита можно представить лишь по оставшимся отрывкам его произведений, но у Клеанфа она ясно предстает во вдохновленном Гераклитом гимне «К Зевсу». Лица этой земной троицы: Зевс, Логос и божественный Огонь, или Молния. Клеанф говорит Зевсу: Все мироздание это, что землю обходит кругами, Движется волей твоей, тебе повинуясь охотно . Держишь в своих ты руках, никогда пораженья не знавших, Молнии блеск огневой, ослепительный, вечно живущий...'' Молния—не средство принуждения, но огонь, который вызывает согласие и добровольное подчинение. То есть она — Любовь. И эта Любовь—служитель, вечно живущий, следовательно Личность. Древнейшие изображения Зевса с топором о двух лезвиях (символом молнии) на критских барельефах, возможно, уже имели такое значение. Сопоставим «о двух лезвиях» и слова Христа: «не мир пришел Я принести, но меч»12. Огонь в Новом Завете — постоянный символ Святого Духа. Стоики, последователи Гераклита, называли словом pneuma огонь, энергией которого держится порядок мира. Pneuma — огненное дыхание. Семя, производящее рождение во плоти, если следовать им и пифагорейцам, — это pneuma, сплавленная с влагой. Слово Христа о новом рождении и, как следствие, вся символика крещения, чтобы быть понятными, должны быть приближенными к концепциям о зарождении именно пифагорейцев и стоиков. Кстати, кажется, Юстин сравнивает крещение с зарождением. Отсюда следует, что слова орфиков «Козленок, ты упал в молоко» должны, вероятно, быть отнесены к крещению (древние считали, что молоко происходит из семени отца). Торжественным возгласом: «Великий Пан умер», возможно, предполагалось возвестить не конец идолопоклонства, но смерть Христа, Христа — великого Пана, великого «Все». Платон («Кра-тил») говорит, что Пан есть «логос». В «Тимее» он дает это имя Мировой Душе. Апостол Иоанн, употребляя слова Logos и Pneuma, указывает на глубинное родство, которое соединяет стоицизм греческий (не путать со стоицизмом Катона и Брута!) и христианство. Платон также явно знал учения о Троице, Предстательстве, Воплощении, Страстях и понятия благодати и спасения через любовь и ссылался на них в своих произведениях. Он познал главную истину: Бог есть Благо. Всемогущ Он лишь после этого. Говоря: «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»13, Христос указал на свое сходство с Прометеем. Его речение: «Я есмь Путь»14 должно сопоставить с китайским Дао, означающим буквально путь, а метафорически, с одной стороны — способ спасения, с другой — внеличного Бога, бога китайской духовности, который, хотя будучи и безличным, является неизменно действующим образцом для мудрецов. Его речение: «Я есмь истина»15 заставляет вспомнить Осириса, Господа Истины. Когда в одном из самых важных речений он говорит о творящих истину (koicuvtei; dcXfyftewcv), то употребляет выражение, не являющееся ни греческим, ни, насколько мне известно, иудейским (следует проверить). Напротив, оно — египетское. Маат — одновременно справедливость и истина. Это знаменательно. Без сомнения, не случайно Святое семейство бежит в Египет. Крещение, рассматриваемое как смерть, эквивалентно античным посвящениям (инициациям). Св. Климент Римский употребляет слово «посвященный», говоря о крещенном. Употребление слова «мистерии» для обозначения таинств свидетельствует о такой же тождественности. Круглый баптистерий очень похож на бассейн из камня, где, по словам Геродота, совершалась мистерия страстей Осириса. И первый, и второй, возможно, напоминают об открытом море, о том открытом море, по которому плыли ковчег Ноя и ковчег Осириса—деревянные сооружения, спасшие человечество еще до Креста. Множество мифологических и фольклорных повествований могли бы быть переведены в христианские истины без какого-либо насилия или искажения, а наоборот, проливая на них яркий свет. И в них эти истины также стали бы сиять ярче. Всякий раз, когда человек с чистым сердцем обращался к Осирису, Дионису, Кришне, Будде, Дао и т.д., Сын Божий отвечал, ниспосьшая ему Святого Духа. И Дух воздействовал на его душу, не принуждая его отходить от религиозной традиции, но даруя ему Свет, а в лучшем случае—даже всю полноту света, но в рамках этой же традиции. Молитва у греков была очень похожа на христианскую молитву. Когда в «Лягушках» Аристофана Эсхил говорит: Деметра — матерь, разум мой вскормившая, Твоих мистерий даруй мне достойным быть!16 Это весьма напоминает молитву Пресвятой Деве и преследует ту же цель. В блестящих стихах Эсхил прекрасно описывает созерцание: «Всякий, кто, обратившись мыслью к Зевсу, провозгласит его славу,—тот получит полноту мудрости». (Он знал Троицу: «Рядом с Зевсом пребывают его действие и его слово».) В таком случае не имеет смысла отправлять миссии, чтобы призывать жителей Азии, Африки или Океании прийти к Церкви. 9. Когда Христос сказал: «научите все народы»17 и «проповедуйте Евангелие всякой твари»18, Он велел нести весть, но не богословие. Сам же, прийдя, как Он говорил, «только к погибшим овцам дома Израилева»19, добавил эту весть к религии Израиля. Вероятно, Он желал, чтобы каждый апостол также дополнил религию страны, в которой он окажется, благой вестью о жизни и смерти Христа. Но из-за неискоренимого национализма евреев повеление было понято неверно. Им нужно было повсюду навязывать свое Писание. Если в предположении о неверном толковании апостолами приказов Христа усмотрят самомнение, я отвечу, что некоторые моменты Его учения они совершенно очевидно недопоняли. Потому что после того, как воскресший Христос сказал: «...идите, научите все народы, крестя их...»20, после того, как Он провел со своими учениками сорок дней, открывая им свое учение, Петру, тем не менее, потребовалось особое откровение и видение, чтобы решиться крестить язычника; чтобы объяснить окружающим свои действия, он должен был сослаться на это видение; и Павлу не без большого труда удалось отменить обрезание.
|