Сражения готы обычно начинали с рассвета (Procop. Bel. Goth., I,18,29; III,36,18; IV,35,22; 32). Ночью предпочитали боевых действий не вести (Procop. Bel. Goth., IV,29,15-16; ср.: I,25,5-9; II,4,4). Скорее всего, это не было вызвано какими-то религиозными представлениями, а просто тем, что в темноте сражаться неудобно (ср.: Procop. Bel. Goth., III,26,20).
По сигналу горна готы готовятся к схватке. Перед боем готы, "по обычаю", как замечает Марцеллин, принесли клятву. По-видимому, клялись сражаться насмерть и не бежать, о чем свидетельствует сам ход битвы. Возможно, эта клятва была подобна клятве силуров перед битвой с римлянами в 52 г.: "Каждый обязывался племенной верой, что ни снаряды, ни раны не заставят его отступить" (Tac. An., XII,34). С другой стороны, это может быть клятва подобная той, которую давали дружинники на верность вождю (ср.: Tac. Germ., 13-14), а у римлян, по-видимому, по германскому образцу, букелларии – своему хозяину (Olymp. frg., 7 = Phot. Bibl., 80,57a).
Далее готы переходят непосредственно к боевым действиям. Сначала они пытаются захватить господствующие высоты. Аммиан объясняет это тем, что оттуда легче было производить натиск. Однако по контексту не ясно, сумели ли они занять возвышенности. Скорее всего, ответ должен быть отрицательным, поскольку атаки бегом в данном сражении нет и натиска с горы не упоминается, как и быстрого перехода в рукопашную. Стремление занять возвышенности было характерно для готов и для других германцев. Это диктовалось чисто тактическими соображениями. Во-первых, оттуда легче обороняться от атаки врага, нанося ему сверху больший урон (Jord. Get., 197; 201; Procop. Bel. Goth., II,23,12; III,5,9-11; ср.: Liv., VII,23,8-9; Tac. An., II,19-20). Во-вторых, если возвышенность находилась сбоку от врага, то с нее можно было угрожать флангам и тылу противника (Procop. Bel. Goth., IV,29,11). В-третьих, спускаясь с горы бегом, можно произвести быструю и мощную атаку на противника (Tac. An., II,16). Ведь германцы, как и другие варвары, были сильны неукротимым и яростным первым натиском (Seneca. De ira, I,11; Tac. Germ., 30; Plut. Marius, 11,13; Flor., I,38,5; Dio Cass., XXXVIII,45,4-5; ср.: Gundel 1937: 35-36, 40). Однако, если он не приводил к успеху, пыл постепенно ослабевал, последующие атаки становились менее яростными, после чего начиналось отступление и бегство (Tac. Germ., 4). Естественно, что при быстром спуске строй сохранить было практически не возможно. Впрочем, для германцев, индивидуальных воинов, это было менее важно, чем, например, для римлян. Для готов же с их традиционной склонностью к метательному бою проблема первого натиска не стояла так остро. Вместе с тем, у готов с возвышенности могла атаковать не только пехота, но даже конница, для которой, естественно, такой спуск был более труден (Amm., XXXI,12,17). Наконец, четвертой причиной, по которой готы стремились занять возвышенности, было простое бегство на холмы, где можно было найти укрытие, переждать опасный момент или отбиться от нападения (Procop. Bel. Goth., II,23,12; IV,26,4; Isid. Hist. Goth., 14; ср.: Oros. Hist., VII,37,12). Таким образом, захват возвышенностей был чисто тактическим ходом, позволявшим получить определенные выгоды в ходе боя.
В противоположность варварам, римские солдаты встали в строй и сначала не выбегали вперед, как это случалось затем в ходе метательного боя. Строй придает уверенность бойцам и в то же время он пугает врагов своей сплоченностью, ведь и позднее в Италии остроготов устрашал строй византийцев (Procop. Bel. Goth., IV,30,7; ср.: Veget., III,18). Далее обе стороны шагом сближаются друг с другом, грозно осматривая противника. Строи встали, по-видимому, несколько далее, чем расстояние полета метательного оружия (ср.: Tac. Hist., IV,18). Сойдясь, войска подымаю боевой клич, который должен воодушевить их и заставить трепетать противника (Caes. B.C., III,92). Вегеций (III,18) рекомендует затягивать боевой клич баррит, когда войска сойдутся на расстояние броска дротиков, поскольку в этом случае он будет подкреплен залпами метательного оружия. Если же клич поднять издалека, то это свидетельствует о неуверенности самого войска, а враг привыкнет к крику. Баррит – германская боевая песнь, перенятая позднеримской армией (Amm., XVI,12,43; XXVI,7,17; Veget., III,18; ср.: Tac. Hist., II,22; IV,18; см.: Jaehns 1880: 440). Образно описывает звучание баррита и Аммиан (XVI,12,43), говоря об атаке римских отрядов, состоящих из племен корнутов и бракхиатов: "закричали баррит в высшей степени громко: этот крик в самом накале борьбы, появляющийся от слабого шуршания и постепенно, по обычаю, растущий, подымается до шума волн, ударяющихся о скалы". Итак, германцы уже по исполнению баррита судили о моральном духе противника. Естественно, сторона, которая исполнила песню яростнее и громче, приобретала больше шансов на победу, устрашив и деморализовав врага демонстрацией своей силы (ср.: Tac. Germ., 3; Hist., II,22).
Однако Аммиан противопоставляет баррит римских войск и боевые крики готов. Готы, непосредственно перед столкновением, перед лицом врага, распевали боевые песни, в которых рассказывали о заслугах своих предков. Совершенно очевидно, что у готов в III-VI вв. еще господствовала племенная "героическая" психология. Трусость уже у древних германцев считалось страшным пороком (Tac. Germ., 12), а вождь должен был, сражаясь впереди всех, вдохновлять воинов своим примером (Tac. Germ., 7; 11; 13-14). Подобное же мировоззрение сохранилось и у готов (Procop. Bel. Goth., II,1,24; Jord. Get., 276). И у них король должен был увлекать соплеменников своим примеров, сражаясь на передовой (Procop. Bel. Goth., IV,31,17-20; 32,34; 35,26), а за трусость его даже могли сместить и, наоборот, правителем могли выбрать за храбрость даже незнатного воина (Procop. Bel. Goth., I,11,5; II,30,5). Даже будучи один, знатный воин считал должным противостоять массе врагов при благоприятных условиях местности (Procop. Bel. Goth., II,5,14), ведь подобные подвиги богов, королей и героев воспевались в песнях готов (Jord. Get., 28; 43; 48; ср.: 78-81). Именно в песенном фольклоре заключалась историческая память бесписьменного народа. Причем в мирное время деяния предков воспевались под аккомпанемент кифар (Jord. Get., 43). Естественно, при родовом строе не только все племя, но и каждый род и даже семья имели своих предков, которые совершили героические деяния. Следовательно, готы распевали их подвиги, старая не посрамить славы пращуров, а по возможности и совершить что-то подобное и войти в историю. Вероятно, "нестройные крики" Аммиана и означают, что готы пели каждый о своем пращуре.
_________________ Приходите в мой дом...
|