Из предисловии к "Тактик"-а Льва VI:
Важнейшей составной частью идеологического направления работы в армии являлось религиозное воздействие на весь ее личный состав. Как уже отмечалось ранее, в тексте нашего источника имеется прямое указание на то, что именно арабская опасность явилась главной причиной обращения Льва к военно-научным проблемам. Подвергнув анализу причины военных успехов сарацин, Лев объяснил эти успехи как спецификой военной организации, так и особым морально-психологическим состоянием войска, воодушевленного идеей джихада.
Лев полагает, что успехи византийского оружия в борьбе с таким противником будут зависеть от двух факторов: нужна, во-первых, организационная перестройка вооруженных сил (с заимствованием арабского опыта милитаризации общественно-политических структур), и, во-вторых, настоятельно необходима мобилизация общественного сознания в направлении формирования новой военно-доктринальной системы, построенной на постулатах избранничества и провиденциализма. В противовес идеологии джихада Лев разрабатывает концепцию «христолюбивого воинства», согласно которой высшее предназначение ромеев состоит в том, чтобы ратоборствовать во имя торжества Православия. Оппонируя своему идеологическому противнику, Лев фактически обосновывает собственную теорию «священной войны», противопоставляя ее христианский вариант мусульманскому прототипу.
По мысли Льва, ромейский стратиот сражается на поле боя за спасение своей души, и если ему уготована гибель, он может твердо уповать на вознаграждение своей жертвенности: всех тех, кто положил жизнь за веру и братьев по вере, ждет вечное блаженство. Воинов, павших в бою, следовало почтить и достойным погребением, и вечной памятью; знаки внимания и заботы следовало распространить также на всех членов их семей — такой подход должен был оказать исключительно сильное морально-психологическое воздействие на остальных стратиотов.
Идея «христолюбивого воинства», сформулированная Львом и приобретшая всеобъемлющее, поистине симфоническое звучание в трактатах конца Х века, явилась ответом на вызов, брошенный христианству мусульманским миром. Официальная идеология приступила к активному формированию общественного сознания подданных в том направлении, чтобы изначально инстинктивные, импульсивные, не всегда поддающиеся реальному толкованию проявления неприязни к иноверцам, свойственные обыденно-бытовому уровню человеческих коммуникаций, оказались абсолютизированными до уровня императивных поведенческих постулатов, диктующих вполне определенную, априорно-негативную, аффектированно-неприязненную модель отношения к представителям враждебной конфессии. Естественно, что объектом сугубого внимания со стороны соответствующих пропагандистских служб становится в этих условиях контингент военнослужащих, само предназначение которых состояло в том, чтобы воплощать в жизнь принципы государственной политики.
Армейская действительность, построенная на принципе иерархической субординации и к тому же подкрепленная системой мер возможного дисциплинарного воздействия, обеспечивала эффективность воспитательных импульсов, гарантировала действенность их конечной практической реализации. Известная веротерпимость, свойственная мироощущению византийцев в предшествующие эпохи, ушла в безвозвратное прошлое, когда на первое место среди противников империи выдвинулся народ, возведший идею священной войны против неверных в высший принцип своего земного бытия. Мощное давление этого фактора не могло не наложить отпечатка на византийский менталитет, не вызвать вынужденно-пейоративной переоценки ценностей в его национальной идее. Тем не менее, заряд религиозной неприязни, которым было наделено «христолюбивое воинство» даже на заключительных, самых трагических для империи этапах православно-мусульманского противостояния, никогда не достигал того уровня напряжения, который был уже изначально свойствен фанатизму его исламских оппонентов во всех их этнических обличьях.
_________________ Приходите в мой дом...
|