Оттуда мы двинулись вперед. Сформировав цепочку с пехотой, мы поднимались к крепости. В этот момент перед нами появился еще один БТР. Он открыл по нам огонь, мы отстреливались. Так как был май, зелень деревьев закрывала нам видимость. Потом подъехал еще и танк. Мы его не заметили из-за листвы. Его приметил и сказал нам следовавший за нами в группе БТР Мартик Айрапетян, но в это время появилась весть, что наш танк вошел в Шуши и, по всей видимости, это был именно наш танк. Ведь отряд Самвела Бабаяна должна была войти в Шуши через заднюю часть крепости.
В это время появился один БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина, — прим. ред.). Мы подбили его, он так и остался висеть над обрывом. Ту же судьбу имели и машина скорой помощи вместе с БТР-ом. По танку мы не стреляли и не опасались его. Думали, что это наши. Бой, казалось, уже окончен. Мы уже начали расчищать территорию.
Вдруг ребята заметили, что танк этот вражеский и нам сказали об этом. Я посмотрел из командирской кабины и увидел, что он стоит где-то на расстоянии 300 метров. Правда, мы думали, что он наш, однако его дуло смотрело прямо на нас.
Внимательно посмотрев, я увидел, что это был танк Б-серии, а у нас на вооружении были только танки А-серии. Сказал Шагену: «стреляй, это не наш танк». Шаген открыл огонь, в тот же момент и танк турок выстрелил. Мы попали в его правый бок, но стреляли мы из осколочного снаряда, что он мог сделать бронированному танку? Их снаряд повредил смотровую часть нашего танка, которой пользовался механик. Ашот сказал, что видимости нет, он ничего не видит из-за повреждения. Второй залп, хоть он и был сделан свозь дымовое облако, повредил наш прицел. Теперь не было видимости и у Шагена. Я сказал Шагену, чтобы он и Ашот вышли, чтобы посмотрели, что можно сделать. А Ашот говорит: «поведу танк прямо на них, сбросим их в ущелье». Нас разделяло всего 300 метров. Я решил, что всем нам надо выйти, так как после третьего залпа из нас троих точно никто не выживет. Не говоря о том, что наш танк уже вовсю горел, а мы пропали в дыму. Мы были напротив друг друга: я с правой стороны, Шаген с левой, а Ашот внизу. Я повернулся, чтобы посмотреть из кабины наружу, сориентироваться на местности, дать указания, сдать танк назад, повернуться и остановиться. Правда, по нам, кроме танка, стреляли еще и из гранатомета, но другого выхода у нас не было. В этот момент прогремел третий залп. Огневая волна подняла меня, и я упал, потеряв сознания, получив ранения и обгорев. Когда открыл глаза, то увидел Ашота, который вылезал в этот момент из танка. Мы не знали, что Шаген остался в танке. Ведь я же дал приказ покинуть кабину. Мы потом поняли, что третий залп убил Шагена на месте. Танк охватили языки пламени.
Увидев Ашота, я попытался встать и пойти ему навстречу. Но в этот момент в ход пустили пулемет. Огонь сбил его с ног. Один из наших бойцов схватил меня и повалил на землю. Вражеский танк выпустил пару снарядов и отъехал. К этому времени башня нашего танка уже отлетела. Ашот остался позади нашего танка, где-то на расстоянии 30 метров. Ребята пытались добраться до него, но танк противника не позволял. Потом появился и вертолет. В этот момент в Ашота попала еще одна пуля. У него не было возможности спрятаться от вертолета, он не мог ни шагать, ни ползти. Рядом со мной был кусок картона. Я взял его и закрыл им лицо.
Полдень прошел. Было полвторого. Бой завершился, но то тут, то там были слышны выстрелы, однако это был уже был не бой. Мы спустились в город. На следующий день я решил подняться в Шуши, но не смог. Не получалось обойти наш танк. Вот так я месяц приходил к нему и замирал на месте. Ребята участвовали в похоронах Ашота, я же поехал в Хачмаз на похороны Шагена. Не буду пробовать описать мои переживания, все равно не получится. В мире нет такого языка, с помощью которого можно было бы это сделать. Знаю только, что я никого не хотел видеть и закрылся дома. Даже радость за освобождения Шуши оказалось неполной. До сих пор слышу звук тревоги, доносящийся с Урала (грузовой автомобиль повышенной проходимовси,- прим.ред.), который призывал нас на бой. Без моих парней было очень сложно снова вернуться в жерло войны, но что я мог поделать?
Вместе с новым составом и новым танком я вновь был на поле боя. Когда смотрю назад, то перед глаза всплывает целая жизнь военного: с ее победами и горестями. Жаль, что в моем прошлом поселились тоска и незаживающая рана. Но знаете, странно то, что и в этом во всем есть и светлая сторона. Есть незабываемые, счастливые моменты, которые заставляют нас жить и двигаться дальше. Когда за столом вспоминаем прошедший военный путь, человеку постороннему мы можем показаться сумасшедшими: «как можно со смехом вспоминать войну?». Что же вы предлагаете? А что нам делать? Плакать что ли? Чуждый нам человек не поймет нас. Наш народ другой. Сейчас, когда в какой-то части мира начинается война, люди собираются и становятся добровольцами. Куда идут, зачем идут, не поймешь. Люди стеснялись спать в подвалах. Днем шли туда, но по ночам поднимались в свои дома, спали в своих кроватях. Как такой народ может проиграть? Нет, мы должны жить. Должны жить радостно и гордо, как и подобает армянину.
Беседовала Юлия ВАНЯН
_________________ Приходите в мой дом...
|